Когда же по мнению специалистов образовались тюркские языки? Вот что писал член-корреспондент АН СССР, востоковед С.Е. Малов еще в 1952 году: «Отдельные, первые по времени, тюркские слова и даже целая фраза ("гуннская") имеются в записях китайцев, относящихся к началу нашего летосчисления. А тюркские языки по памятникам письменности самих тюрков нам известны приблизительно от V-VI вв. нашего летосчисления». По другим сведениям начало тюркских языков связано с появлением на исторической арене гуннов, то есть это конец прошлой – начало нашей эры. Об этом же свидетельствует и глоттохронология, то есть не «свидетельствует», а фактически постулирует по воле тех, кто решил ее применить для решения данного вопроса. Рассмотрим это коротко.

Практически все работы по глоттохронологии тюркских языков на русском языке, и все с пометкой «предварительный анализ» связаны с именем М.Т. Дьячка, и этот предварительный анализ проведен совсем недавно, в основном в 2001 году. Пример – (Дьячок, 2001, «Глоттохронология тюркских языков (предварительный анализ)». Взглянем на эту работу.

В ней приводится классификация тюркских языков, предложенная еще А.Н. Самойловичем (1922), а также работы Н.З. Гаджиевой (1980, 1990). Согласно этой классификации, основанной на фонетическом и морфологическом принципах, внутри тюркской языковой группы выделяется шесть подгрупп (якутский язык иногда выделяют в отдельную подгруппу):

1. Булгарская (булгарский, чувашский).

2. Уйгурская (древнеуйгурский, хакасский, шорский, тувинский, тофаларский, якутский, долганский).

3. Кыпчакская (татарский, башкирский, казахский, киргизский, алтайский, карачаево-балкарский, кумыкский, крымскотатарский).

4. Чагатайская (современный уйгурский, узбекский).

5. Кыпчакско-туркменская (западные говоры узбекского языка).

6. Огузская (турецкий, азербайджанский, гагаузский, туркменский).

Отмечается, что несмотря на многочисленность языков тюркской группы, многие очень близки друг к другу (татарский и башкирский; казахский и каракалпакский; тувинский и тофаларский; якутский и долганский), хотя упоминается, что в районах, близких к тюркской прародине (южная Сибирь и северный Китай), классификация недостаточно проработана, и «вполне возможно, что среди них могут быть обнаружены достаточно архаичные элементы».

Переходим к глоттохронологии. Оказалось, что М.Т. Дьячок просто постулировал, что законы динамики языка одинаковы для флективных и агглютинативных языков, и взял ту же самую контанту сохранности лексики, что и для индоевропейских языков (хотя и там она плавает от ситуации к ситуации, как показывал С.А. Старостин, от исходной 0.14 Сводеша до 0.03, используемой другими авторами). Но если С.А. Старостин в своей работе «Сравнительно-историческое языкознание и лексикостатистика» (1989) перебирал массу вариантов константы сохранности лексики и сравнивал полученные результаты с соображениями о том, подходит такой вариант или не подходит, и в каких случаях константы надо изменять, адаптировать к реальным ситуациям, то М.Т. Дьячок такими материями не задавался. Он решил, что «в соответствии с методикой С.А. Старостина ... коэффициент сохранности лексики был принят равным 91% за тысячелетие». И всё. Видимо, здесь речь идет не о «коэффициенте сохранности лексики», а о его удвоенном значении для пересечения двух стословных списков. 91% сохранности лексики в стословном списке соответствует константе языковой динамики, равной 0.047 (у С.А. Старостина для ряда языков было 0.05, и, по его замечанию, «незначительно варьирует от 0.04 до 0.06»). Для пересечения стословных списков эту константу следует удваивать.

Как бы то ни было, остается непонятным, на каком основании М.Т. Дьячок остановился на той же константе совершенно для другого языкового строя, агглютинативного вместо флективного. Никто подобное равенство для двух констант не показывал. Более того, есть утверждения тюркологов, что тюркские языки намного более стабильнее, чем индоевропейские. Примеры:

(М.З.Закиев): «В агглютативных языках с течением времени корни слов почти не меняются, ибо они в процессе применения (т.е. при грамматических изменениях) не теряют свой первоначальный фонетический облик. Современный фонетический облик слов агглютинативных языков (следовательно, и тюркского языка) мы можем обнаружить и в древних письменных источниках» («Происхождение тюрков и татар» М., 2003. с. 79).

(Б.Н.Дроздов): «Корневые части тюркоязычных слов фонетически остаются неизменными по определению (иначе это будет либо бессмыслица, либо другое слово). Аффиксальная система также фонетически консервативна и не имеет никаких исключений из правил при ее использовании. А в целом все это означает, что фонетика тюркскоязычной лексики не должна заметно меняться на протяжении длительного времени, если только на нее не воздействуют другие языки. Вот эта фонетическая устойчивость тюркскоязычных лексических единиц и является уникальной особенностью...» (с. 11-12).

(Т.А. Моллаев): «В силу особенностей грамматической структуры, тюркские языки прекрасно сохраняются, и между собой достаточно взаимопонимаемы» (с. 50).

И что получил М.Т. Дьячок? Уже можно предсказать, что если тюркские языки и их лексемы стабильны, и значительно стабильнее флективных языков, то близость тюркских стословников или других сравниваемых текстов будет с неизбежностью интерпретировано – на базе тех же констант языковой динамики, что и для флективных языков – что тюркские языки молодые и разошлись сравнительно недавно.

Так и получилось (см. таблицу ниже). По данным (Дьячок, 2001) [годы округлены до ближайшего столетия]

Основной вывод, который сделал М.Т. Дьячок, следующий: «Результаты глоттохронологического анализа удивительно хорошо совпадают с данными истории и поэтому могут рассматриваться как достоверные».

Еще вывод: «Разделение тюрских языков на четыре самые древние ветви (якутскую, тувинскую, булгарскую и западную) произошло практически одновременно в течение трех первых веков нашей эры».

Все эти выводы, включающие временную компоненту, стоят на одном шатком постулате – о применимости константы языковой динамики, или «коэффициента сохранности лексики», или «константы скорости выпадения слов» (по Старостину), определенной для флективных языков, к агглютинативным. И не только на нем, но и на том, что для последних работает уравнение квадратного корня, что тоже никто не показывал.

Дело в том, что если выпадение слов из стословника происходит по кинетике первого порядка, то есть зависит только от своих «внутренних» законов, и не подвержено влиянию извне, то уравнение скорости, связывающее долю сохраняющихся слов и константу языковой динамики, будет следующим:

где:

N – число слов, сохранившееся в 100-словнике,

k – константа языковой динамики (константа скорости выпадения слов),

n – число тысячелетий, после которых в стословнике сохранится N слов.

Например, при k = 0.05, половина слов в стословнике сохранится после

Половина слов в двух стословниках будет все еще совпадать после

Но поскольку так в реальности с индоевропейскими языками не происходит, и выпадение слов там происходит значительно быстрее, то без всякого основания, чисто эмпирически, вводится квадратный корень. Таким образом получают искомый результат - получить более высокую скорость выпадения слов, то есть более короткое время распада «ядра» языка. Для индоевропейских языков в таком случае получается

Или, что то же самое,

то есть половина слов в двух стословниках останется после 2600 лет.

Естественно, этот квадратный корень – просто подгонка под желаемый результат, а при том, что еще по желанию исследователя меняется и константа языковой динамики, можно получить вообще любой желаемый результат. Тем не менее, поскольку в реальности индоевропейские языки довольно известны, примеров много, иначе говоря, языковое поле довольно изучено, то методы глоттохронологии оказались весьма полезными для обоснования, в общем, того, что уже известно. Эти строки пишет, кстати, специалист в области химической кинетики (науки о скоростях реакций), который всю жизнь занимался подобными (и значительно более сложными) уравнениями (см., например, И.В. Березин и А.А. Клёсов. Практический курс химической и ферментативной кинетики. Изд-во МГУ, М., 1976, 320 стр.; А.А. Клёсов. Ферментативный катализ. Изд. МГУ, М., 1984, 214 стр.)

Но глоттохронология тюркских языков – поле неизученное, временные параметры неизвестны, и подгонять – неизвестно к чему. Вот и идет подгонка под основные положения современной лингвистической науки о тюркских языках. Это – не самый лучший в науке путь.

Из таблицы выше следует, что в якутском и турецком языках из 91 слов 68 являются общими. Если эмпирическое положение о квадратном корне неверно (языки стабильные), и константа языковой динамики не 0.05, как во флективных языках, а, скажем, всего в два раза медленнее, то получаем

То есть якутский и турецкий языки разошлись бы тогда 5800 лет назад. Поскольку носители R1b начали свой путь из южной Сибири 16 тысяч лет назад, и прибыли в Малую Азию 5500 лет назад, то полученная величина времени дивергенции языков 5800 лет назад вполне возможна.

Имеются публикации о родстве тюркских языков и языка сиу американских индейцев, о родстве тюркских языков и языка народов майя (см., например,

http://www.varvar.ru/arhiv/texts/karimulin1.html), но автор этой работы не лингвист, и не может по достоинству оценить достоверность данных изысканий. Если же эти результаты подтвердятся, то не лишне сказать, что урало-алтайские народы во многом имеют ту же гаплогруппу Q, что и большинство американских индейцев. Ту же гаплогруппу имеют майя. Таким образом, эти находки, если подтвердятся, получат твердую основу в рамках ДНК-генеалогии.

О «курганной культуре» как «прародине индоевропейцев», об «анатолийской теории прародины индоевропейцев», и о том, как так могло получиться, что перепутали не только «прародины», но и тюрков (R1b) и «индоевропейцев» (R1a)

На взгляд автора настоящей работы, имелись две основные причины путаницы, и полученных в результате этого неверных положений. Первая и самая главная – в то время, при разработке указанных положений, в науке не оперировали понятиями рода с точки зрения ДНК-генеалогии, то есть наличием метки в ДНК ее носителей. Метки, которая не ассимилируется, как ассимилируются и размываются со временем культурные аспекты, языки, этнические особенности, даже антропологические, морфологические особенности скелета. Рассмотрение этих меток, под названием «снипы» (Клёсов, 2009с,d, и ссылки там же), которые определяют род их носителя, и позволяют проследить пути миграции каждого рода в отдельности, да еще с вычислениями времен пребывания рода на территориях по ходу миграции, быстро позволило выявить как порочность «курганной теории», так и частную, ограниченную значимость «анатолийской теории».

Я не буду разбирать положения «за» и «против» анатолийской теории. Это может продолжаться до бесконечности, что и наблюдаем в литературе, когда одному некритическому «аргументу» противопоставляют другой некритичный «аргумент», и так далее. Рассмотрение гаплогрупп (меток рода – «снипов» и самих родов) и гаплотипов (индивидуальных характеристик предков рода, живших тысячелетия назад, и их современных потомков) позволило установить несколько важных факторов. Первое – носители гаплогруппы R1a являлись теми самыми «пра-индоевропейцами», это именно они продвинулись в Индию и Иран примерно 3500 лет назад, в середине 2-го тысячелетия до нашей эры, это они под названием (или самоназванием «арии») принесли в Индию свой, арийский язык, получивший через тысячелетия название «пра-индоевропейского» и «индоевропейского», это их потомки составляют 47% этнических русских (гаплогруппы R1a1) в целом по России, и 62% в южных областях России, таких как Орловская, Белгородская и прилегающих территориях, и до 72% в высших индийских кастах. Современные этнические русские гаплогруппы R1a1 имеют общего предка, который жил на русской равнине примерно 4800 лет назад, и он принадлежал роду ариев, или будущих ариев – это зависит от определений, суть та же.

Род R1a1 со своим арийским языком перешел на Русскую равнину, предположительно с Балкан, в начале 3-го тысячелетия до нашей эры. Вектор миграции его был направлен на восток, хотя путь от Карпат до южного Урала и до Средней Азии для этого рода занял полторы тысячи лет. Ясно, что они были не кочевники. Это было медленное, но неуклонное заселение Русской равнины. Это было распространение арийского языка от Прибалтики до Кавказа, и далее в Закавказье, в Анатолию, к хеттам и митанни. В те края арийский, пра-индоевропейский язык прибыл, судя по мутациях в гаплотипах, примерно 3600 лет назад. В этом регионе он и остался, и если продвинулся, то не на восток, а на юг, до Аравийского полуострова. Доля R1a1-M17 в России, Иране, на Ближнем Востоке и Аравийском полуострове, по данным (Abu-Amero et al, 2009; Underhill et al, 2009), составляет следующие величины:

Никаких заметных продвижений на север или восток из Передней Азии пра-индоевропейский (R1a1) не имел. Закавказье, западный Азербайджан, или западный Иран, и в целом Передняя Азия были просто «тупиковыми регионами» пребывания «пра-индоевропейцев» 3600-3000 лет назад. Арии пришли туда вновь уже с территории Ирана в первом тысячелетии до нашей эры, расширяя территории своих империй до Кавказа и Ассирии. Но это уже было время древнейших иранских языков с переходом в средние иранские языки. Напомню, что гаплогруппы R1a1 были обнаружены в андроновской археологической культуре, причем гаплотипы были типичными современными гаплотипами этнических русских (Клёсов, 2009е, и ссылки там же; Klyosov, 2009b).

На этом с «анатолийской теорией» можно завершить. На самом деле она могла иметь отношение к ностратическим языкам в том же регионе, но это – 50-45-40 тысяч лет назад.

Языковое и временное поле гаплогруппы R1b было другим, но территории были во многом теми же. Это и привело к полной путанице археологов и лингвистов, которые принимали тюрков за «индоевропейцев». Как уже отмечалось, поначалу прототюркская гаплогруппа R1b появилась в Южной Сибири примерно 16 тысяч лет назад. Спустя продолжительный период времени носители этого рода со своим языком продвинулись до средневолжского и Волго-Камского региона, где и сейчас много носителей этой гаплогруппы, составляющих значительную долю своих этносов (Лобов, 2009). В целом этнические русские (то есть говорящие на русском языке много поколений, и считающие себя русскими по меньшей мере в трех поколениях), 5% из которых имеют гаплогруппу R1b1, имеют общего предка, который жил 6775±830 лет назад, намного раньше, чем время прибытия «пра-индоевропейского» рода на Русскую равнину. Это время средневолжской, самарской, хвалынской и древнеямной, или «курганной» культуры. Ни R1a1, ни «индоевропейцы» к ней не имели отношения. Хотя продвижение этой «курганной» культуры было на запад, точнее, на запад и на юг, но они не несли индоевропейских языков. Они несли пра-тюркские, или тюркские языки, это тоже вопрос определений.

Упоминавшийся выше труд чл.-корр. АН СССР С.Е. Малова «Древние и новые тюркские языки» (1952), хотя и сообщает, что «тюркские языки по памятникам письменности самих тюрков нам известны приблизительно от V-VI вв. нашего летоисчисления», но говорит в этой читате только о памятниках письменности. Действительно, письменность у тюркских народов считается поздней. Но язык – не только письменность, хотя археология в отношении бесписьменных языков уже практически беспомощна. Пока здесь можно опираться только на здравый смысл – если род, идентифицируемый по гаплогруппе, то есть по неистребимой метке в Y-хромосоме, существует многие тысячи лет, а порой, как в случае рассматриваемых здесь «пра-индоевропейского» и «прото-тюркского» родов R1a и R1b, 20 и 16 тысяч лет, соответственно, то нет оснований априори полагать, что их языки появились только с появлением письменности. Тот самый здравый смысл подсказывает, что временную планку их языков можно опустить на многие тысячи лет вглубь, вплоть до тем самых 20 и 16 тысяч лет, если не будет показано обратного. Никто пока не показал.

Об этом же пишет и С. Е. Малов, говоря о каменописных памятниках из бассейна р. Таласа и Енисея: «За это время о тюркских языках мы можем заключить, что они имели уже до того довольно большую историю; не только трудно, но и невозможно допустить противное». И С.Е. Малов продолжает: «Языки по этим памятникам представляют собой результат очень большого развития и, таким образом, можно с несомненностью предположить, что тюркские языки, которые мы знаем и которые мы без особого труда могли бы понять, т. е. тюркские языки в настоящем их, известном нам, составе и теперешней конституции были за несколько веков до нашего летосчисления, веков за пять! Уходить же дальше, в глубь веков, в историю тюркских языков нам не позволяет наше знание, или, лучше сказать, - наше незнание. Разумеется, и дальше, в глуби веков, были тюркские языки, но их мы со своим теперешним знанием не поняли бы; нам неизвестны были бы какие-либо звуковые чередования, особые фонетические законы и тогдашняя лексика, особенно по каким-либо реалиям древних тюрков».

Именно потому я продолжаю полагать, что имеется большая вероятность того, что баскские языки представляют собой древнетюрские языки гаплогруппы R1b, принесенные на Пиренеи около 4 тысяч лет назад, после большого кружного пути с Алтая, через Волго-Уралье и южные степи, через Кавказ, Анатолию и Ближний Восток, через Северную Африку в далее в Иберию. И то, что баскский язык остается для многих лингвистов «неклассифицированным», отражает положение С.Е. Малова «их мы со своим теперешним знанием не поняли бы; нам неизвестны были бы какие-либо звуковые чередования, особые фонетические законы и тогдашняя лексика, особенно по каким-либо реалиям древних тюрков».

Если схема, предлагаемая в настоящей работе, верна, то ответ на вопрос С.Е. Малова – «У меня остается без ответа вопрос: кто древнее – болгары-чуваши на западе (Дунай и Волга) или уйгуры на востоке – в Центральной Азии, или они одновременны» - совершенно определен: уйгуры на востоке значительно древнее.